Репортаж із пекла
imagesЄ в київського журналіста Олександра Штолька колега,
котрий представляє незалежний російський канал НТВ
у Нью-Йорку, — Дмитро Кракович. Він опинився того ”чорного вівторка”,
11 вересня, в епіцентрі, як сам каже, пекла — зовсім неподалік
від двох хмарочосів на Манхеттені, що поховали тисячі
ні в чому не винних людей. Олександр Штолько, як і багато з нас, спостерігав
за трагедією у прямій трансляції в мережі Інтернет. Гарячково відправляв товаришу до Нью-Йорка електронку за електронкою із єдиним запитанням: ”Дмитре, ти живий?” Трепетно очікував відповіді...
І ось Дмитро КРАКОВИЧ надіслав у редакцію ”Хрещатика” власний репортаж
із американського пекла. На прохання автора ми публікуємо його мовою оригіналу, не піддаючи стилістичному препаруванню.
В то утро я стремглав выскочил из дома в 8.25. Накануне вечером вернулся поздно и оставил машину на парковочном счетчике. Забрать ее нужно было не позднее 8.30, а я до последнего момента не мог решить: ехать ли мне прямо на работу в Манхеттен или вначале забрать из обувной мастерской починенные сандалии. Но все-таки ходить надо в чем-то. Ожидая открытия мастерской, я позвонил на работу и оставил на автоответчике сообщение, что опаздываю на час, в силу сложившихся обстоятельств.
В 9.15 запарковал машину возле станции метро линии “F” в Бруклине, поднялся наверх и, бросив взгляд на немногочисленных пассажиров, ожидающих поезда, заметил, что в небе дымит какая-то труба, и дымит довольно сильно. “Что это за фабрика какая-то заработала?”, — подумал я, следя глазами, из какой же трубы идет такой дым, и тут увидел, что труба... это небоскребы Международного торгового центра, которые хорошо просматривались на горизонте с этого места, стоявшие почти слитно друг к другу. “Сильный пожар”, — все, что могло прийти мне в голову. Дымили они страшно, как свечи, лишь только не было огня. Дым был густой и темный. Протянувшись от Манхеттена, он покрывал небо над Бруклином.
Подошел поезд... Сидящий напротив меня человек пытался дозвониться куда-то по своему мобильному телефону, но у него не получалось. Вошедшая через две остановки девушка сказала, что ее мобильный тоже не работает. Тут к разговору подключилась только что вошедшая женщина в очках. Она уже слышала выступление Буша по радио, и я стал жадно вслушиваться в ее слова... При моем неплохом знании английского я постоянно встречаюсь с новыми незнакомыми словами. Слово “hijacked” (угнанный) было мне тоже в то утро еще не знакомо. Поэтому я так и не мог понять из разговора: то ли с низко пролетающего самолета сбросили что-то в здание небоскреба, то ли какие-то камикадзе катапультировались в здание вместе со взрывчаткой...
Перед самым Манхеттеном поезд вынырнул из туннеля на мост. Все пассажиры вскочили со своих мест и прильнули к окнам — Торговый центр теперь был виден близко, огромный и окутанный черным дымом... Теперь весь поезд говорил о происходящем. Люди, опустив книги и газеты, с открытым ртом слушали тех немногих, кто уже что-то знал. Поезд ехал медленно, подолгу ожидая на станциях. На 34-й стрит вдруг только закрывшиеся двери распахнулись снова, станционный динамик непрерывно объявлял почти дословно: “Всем кондукторам открыть двери. В связи с происходящей аварийной ситуацией поезда дальше ходить не будут.”
Вместе с толпой я вышел на улицу. Улицы были еще как обычно заполнены спешащими по своим делам людьми, но многие уже просто стояли и смотрели в сторону Нижнего Манхеттена с затянутым дымом небом. Возле одной автостоянки собралась небольшая толпа, люди стояли и слушали радио из динамика (совсем как у нас когда-то слушали Левитана, подумалось мне). Какой-то негр показывал на стоящее прямо же здесь, на 34-й стрит, здание небоскреба Эмпайр Стэйт и говорил проходящим: “Это следующее. Я тебе говорю, мужик”.
Когда я наконец-то зашел на работу, одна из моих сотрудниц плакала, другая нервно улыбалась. Как выяснилось, у первой в одном из зданий Торгового центра работал муж подруги, и она никак не могла с ними связаться, а вторая была просто жутко испугана. В это время по радио корреспондент, ведущий репортаж с места событий, сказал, что второй небоскреб валится тоже... Я-то не знал, что и первый уже обвалился... Я и представить себе не мог, что такое возможно... Время было около 10.30 утра. Я сказал, что хочу видеть это сво ими глазами, и потащил всех на крышу. Но когда мы поднялись наверх, в той стороне были только громадные, медленно расползающиеся вверх и в стороны клубы дыма...
Мобильные телефоны не работали, междугородка тоже, телеканалы перестали показывать (передающая антенна находилась на одном из этих небоскребов). Интернет то работал, то не работал. Мы слушали радио. Только теперь я узнал всю историю происходящего. Два угнанных пассажирских (!) самолета протаранили башни Международного торгового центра, люди выпрыгивали (или выпадали) из окон горящих зданий. Еще один самолет упал возле Пентагона, другие посажены под страхом обстрела, а несколько, поднявшихся в воздух, не могут найти.
Метро в Нью-Йорке остановилось. Все въезды-выезды из Манхеттена были перекрыты. Корреспондент сообщал по радио, что вдоль дорог в городе и на подъездах к нему остановлены и стоят вдоль обочины сотни грузовиков (а грузовики в Америке здоровенные). Странная непонятная картина.
Мы все обзванивали родственников и знакомых... У меня и у моих сотрудниц все были где-то, дома или на работе, но все были. Я несколько раз пытался дозвониться на нашу студию (телестудию НТВ в Нью-Йорке), она находится всего в пяти-десяти минутах ходьбы от Торгового центра. В конце концов там взяли трубку. “Дима, здесь нельзя войти и выйти больше, я только что с улицы, там черт знает что творится...” — ответил мне наш директор по программам Миша Первушин.
Каким-то чудом к нам прорвался звонок из Москвы. Я не узнал свою коллегу с НТВ Инну Власкину, таким голосом спросила она, что с нами тут происходит. “Мы эвакуируемся, уходим из офиса,” — сказал я. Напоследок мы обменялись с ней домашними телефонами и адресами электронной почты, потому что никто не знал, когда мы сможем снова вернуться в наш манхеттенский офис.
Транспорт по улицам практически не ходил, и масса людей двигались по тротуарам и по проезжей части (как в дни праздников, невеселая ирония). В разных местах стояли наспех организованные эвакуационные пункты, где можно было узнать, какой транспорт еще или уже ездит по городу. Ходили только автобусы в средней и верхней части Манхеттена. Одной из моих сотрудниц нужно было в Бронкс, другая предполагала остаться у приятеля в верхнем Манхеттене. Я снял в ближайшем банкомате две сотни долларов (банковская сеть могла перестать работать в любой момент), и мы двинулись в путь. Автобусы шли настолько переполненные, что сесть в них было нереально. Такси не ездили, уступив дорогу машинам скорой помощи, полицейским и пожарным машинам. Людей на улицах становилось все больше, и почти все двигались вверх по Манхеттену, подальше от места катастрофы.
Не вдаваясь в подробности нашего пути (с идеями то пойти сдать кровь, то купить пива и пойти в Центральный парк, то перекантоваться в Музее натуральной истории или планетарии), одну из девушек мы довели до квартиры ее друга, который, наверное, собирался ее отпаивать, чтобы успокоить, а с другой, пройдя половину Центрального парка пешком, дальше доехав на метро, которое уже частично пришло в движение, мы перешли по мосту в Бронкс, откуда автобусом она поехала домой. По тому же мосту я вернулся в Манхеттен, в Гарлем, сел в метро и отправился в нижнюю часть города. От усталости я заснул так крепко, что будившей меня женщине пришлось трясти меня за плечо. Поезд дальше не шел... Тот же самый город, который я покинул несколько часов назад, теперь был пустынен. Деловая часть Манхеттена, всегда кишащая машинами и людьми, была не похожа на себя. Большинство магазинов уже было закрыто, а полупустые кафе закрывались одно за другим — в середине дня. Время было около
5 часов.
На углу 34-й стрит и Бродвея, всегда многолюдном месте (там, где находится самый большой в городе универмаг “Мейсис”), разворачивался громадный грузовой автомобиль, везущий на платформе к месту трагедии не менее огромный экскаватор с клешней-захватом вместо ковша. Полиция сдерживала транспорт и людей на перекрестке, давая грузовику проезд... В этот момент раздался страшный треск, и у поворачивающего грузовика отлетело колесо. Платформа осела, клешня экскаватора стукнулась о землю... В эту минуту я подумал, что вся эта техника сейчас начнет взрываться... Колесо же, тяжелое двойное колесо, покатилось в сторону людей, стоящих на перекрестке. Полицейские с криками “Осторожно! Осторожно!” неслись за колесом, остановить которое было непонятно как. К счастью, у перекрестка была припаркована легковая машина, в которую колесо сзади и врезалось. Машина аж подпрыгнула, но колесо остановила...
Чем ближе к низу Манхеттена я приближался, тем больше мне попадалось людей с фотоаппаратами, на велосипедах, двигавшихся в том же направлении, что и я. Хьюстон-стрит, ниже которой и начинается собственно Нижний Манхеттен, была перегорожена полицией. Дальше уже пускали только тех, у кого имелось в наличии удостоверение личности, подтверждающее, что человек живет в том районе. Пытающихся прорваться сквозь патрули заворачивали обратно. И все смотрели в ту сторону, на Юг, откуда совсем неподалеку по-прежнему поднимался из-за стоящих впереди зданий густой черный дым.
Сама же Хьюстон-стрит (широкая улица, пересекающая Манхеттен поперек с запада на восток) была превращена в плацдарм для техники, направляющейся к останкам Торгового центра. Вдоль улицы нескончаемыми рядами стояли военизированного вида черные самосвалы, которые готовились, видимо, вывозить обломки зданий за город.
В районе Ист-Виллиджа мне удалось пройти линию патрулей. Там отправлялись экспресс-автобусы в Бруклин. Я сказал, что еду в Бруклин. Меня пропустили к автобусам, и, смешавшись с людьми, садящимися в автобус, я шмыгнул на соседнюю улицу.
Чем более приближался я к месту событий, тем темнее от дыма становилось небо. Люди, идущие навстречу, все чаще были в респираторах. В воздухе висел запах гари. От пыли все чаще закладывало нос. Туда и сюда стайками, с сиреной и огнями, носились машины скорой помощи. Одинокие машины, стоявшие у дороги, усеялись слоем пепла. Земля тоже была покрыта пеплом. Я вышел на Уолл-стрит, знаменитую Уолл-стрит. На улице не было ни души. Мои туфли были на сантиметр погружены в бело-серый пепел. Вся улица была усыпана еще и обрывками каких-то бумаг, вынесенных из офисов во время взрывов. Я поднял голову: листки еще парили в воздухе. Несколько окон на разных этажах были разбиты.
За пару кварталов до того места, где Уолл-стрит пересекает Бродвей, меня завернули обратно — там было последнее кольцо патрулей. Международный торговый центр (точнее его руины) был уже слишком близко...
Еще одна улица, которую я запомнил (но не помню ее названия), в нескольких кварталах от Уолл-стрит прямо напротив Международного торгового центра, только по другую сторону от Бродвея. В стороне от того места, где был Торговый центр, была видна ночь... Ночь, сложившаяся из черной непрозрачной пелены дыма. И из этой ночи медленно и страшно, один за другим, без сирен, мигая лишь только всеми огнями, выезжали нескончаемым потоком микроавтобусы скорой помощи...
Домой, в Бруклин, я вернулся часам к девяти вечера. Машина моя, которая оставалась возле станции метро в Бруклине, километрах в двадцати, не меньше, от места трагедии, была покрыта мертвенным слоем пепла...
Дмитрий КРАКОВИЧ, сотрудник НТВ в Нью-Йорке
