Павел Казарин
Что делать с Крымом – это вопрос, который теперь актуален не столько для Киева, сколько для Москвы. В конце концов, не для того Россия ссорилась с первым миром, чтобы просто на полгода зависнуть в патриотической эйфории. Уж слишком неустойчива эта субстанция. Взбудораженные люди чрезвычайно легко переходят от «ура» к «долой».
Полуостров становится чем-то вроде вывески – вот, смотрите, супостаты, не только вернули, но и приумножили и расплодили. Крым становится полем битвы с разного рода национал-предателями, которых важно будет победить образцово-показательной витриной. Чтобы ни у кого не осталось сомнений: Россия – не Британская империя какая-то, которая в Индии всего-то и сделала, что построила железную дорогу и самосожжение вдов запретила. Полуостров в составе матушки-России – самый что ни на есть хоббичий. «А значит – благоустроенный».
Для этого мало локальных дел. Да, пенсии подымут, зарплаты проиндексируют, дороги подлатают. А дальше что? Ведь для повседневного быта обычного крымчанина все эти пункты, как аскорбинка, – приятно и полезно, но только полноценного лечения не заменит. А врачевать полуостров надо давно и серьезно. В первую очередь от бессмысленности собственного существования.
Торговый хаб
Любые разговоры об исторической справедливости у историка могут вызвать нервный тик. Хотя бы потому, что возникает неразбериха с точкой отсчета. До какой именно даты был хаос и энтропия, на смену которым пришли цивилизация и пряники?
Если заглянуть в историю полуострова глубже, чем на два с половиной столетия, то можно обнаружить, что столетиями Крым существовал в формате эдакого торгового коммуникационного узла, где шел обмен товаров средиземноморской цивилизации на товары дикого поля. Условно говоря, ювелирные изделия, амфоры, вино, ткани менялись у кочевых народов на рыбу и зерно, лошадей и рабов. Крым в лице Херсонеса и других торговых городов очень долго выполнял транзитно-коммуникационную функцию и на протяжении многих веков был своего рода большой зоной порто-франко.
Пытаться возрождать эту крымскую матрицу сегодня непросто. Хотя бы потому, что со времен прихода русских войск в конце XVIII века полуостров существовал в едином «народно-хозяйственном» комплексе с Новороссийской губернией. То есть был сведен воедино вместе с Херсонской, Екатеринославской (Днепропетровской), Бессарабской, Ставропольской губерниями как минимум, не считая территорий Кубани и Донбасса. В отрыве от материковой Украины Крым не жил вплоть до последнего референдума.
Даже если забыть про водо- и электроснабжение, то чисто логистически Крым с Россией связывает всего лишь паромная переправа. Допустим, построят два моста – автомобильный и железнодорожный – в Краснодарский край. Но будет ли этого достаточно, чтобы вернуть Крыму статус коммуникационного хаба? И не закроет ли это окно возможностей статус оккупированной территории, которым полуостров может наделить мировое сообщество и вероятная торговая блокада со стороны Украины, которая продолжает рассматривать редакции закона об оккупированных территориях?
Пока же реальность такова, что объем перевозок через Крым за 20 лет сократился в 2–5 раз. Часть функций забрала себе Одесса и Николаев, часть – Новороссийск. Если смотреть на карту международных транспортных коридоров в Черноморском регионе, становится понятно, что буквально все современные пути сообщения обходят полуостров.
Край садов и виноградников
Еще недавно 80% крымских лоточников и челноков были с советскими дипломами о высшем образовании. Крымская промышленность, построенная в советские годы, практически не пережила последних двадцати лет. Уже к 2001 году полностью исчезла крымская легкая промышленность, не выдержавшая конкуренции с дешевым турецким и китайским импортом. Почти ушли в небытие молокозаводы, производство плодоовощных консервов и соков. Сегодня найти в Крыму местные соки или компоты нереально. Огромная доля тех средств, что сегодня тратят в Крыму отдыхающие, уходит в другие регионы – производителям еды, напитков, салфеток, сувениров и т.д.
Раз потеряна молочная промышленность Крыма, соответственно, не осталось и молочного стада. Та же ситуация и с садоводством – оно было базой для пищевой промышленности: если у вас нет консервного завода – вам не нужны сады. При этом сады, в отличие от зерновых, требуют культивации – чтобы вырастить плодоносящее дерево, нужно несколько лет. В Крыму сумели сохранить виноделие именно потому, что удержались основные винзаводы. Там были потери площадей виноградников, но не столь драматичные, как в садоводстве. Ситуация с заводами усугубляется еще и тем, что если строить фабрики с нуля, то для них нужны кадры, а в Крыму остался лишь один технический вуз – и тот в Севастополе. Если везти инженеров из других областей страны, то им нужно покупать квартиры.
Орден на груди планеты Земля
Еще один вариант развития – курортно-туристический. Тем более что в сознании старшего поколения до сих пор живы воспоминания о санаторном процветании. Вспоминают забитые здравницы и переполненные пляжи, хотя все это было возможно только в условиях плановой системы, где варианты у курортника колебались между Абхазией, Краснодарским краем и территорией полуострова. Курортный потолок Крыма был достигнут в середине 1980-х (восемь с лишним миллионов отдыхающих, из которых два миллиона жили в санаториях). В постсоветское время число «понаехавших» в лучшие годы колебалось у отметки пять миллионов. К тому же порядка 70% турпотока на полуостров шло с материковой Украины, а на долю России оставалось около четверти всех приезжающих. Даже если Москва дотирует авиарейсы на полуостров, это не решит тех сложностей, которые остаются у полуострова с сервисом.
По сути, чтобы привести полуостров в формат цивилизованного курорта, придется по-большевистски сносить курортные полипы последнего двадцатилетия до основания, а затем… Да и неясный статус железнодорожного сообщения с Крымом (Киев до сих пор не принял решения о том, будет ли оно сохранено в полном объеме) сужает пространство для оптимизма. К тому же короткий курортный сезон (три месяца) ожидаемо делает его не самым дешевым – ведь на заработанные в эти 75–90 дней деньги многие жители Крыма живут весь остальной год.
Сегодня крымские туристические показатели адекватны уровню развития инфраструктуры полуострова. Продолжительность отдыха у курортников сократилась с 24 дней (длина стандартной путевки в советское время) до пары недель. Из круглогодичного курорта полуостров окончательно стал летним и пляжным. Условий для зимнего (в том числе и горнолыжного) отдыха у Крыма тоже нет.
По идее, окно возможностей в этой сфере одно-единственное – развитие (или возрождение) массового лечения. В свое время Крым и стал важнейшим центром туризма именно потому, что сюда ехали лечиться от туберкулеза элита и интеллигенция. Даже Ливадию Романовы купили только оттого, что жена императора Александра болела туберкулезом. Предпосылки для такого развития теоретически есть: население России объективно стареет, пенсионный возраст увеличивается, возникает спрос на здоровое долголетие. Не случайно соседняя Турция давно уже осваивает эту сферу, инвестируя в нее серьезные деньги.
Но у этой отрасли есть и второе дно. Любой туристический регион – даже с санаторной подоплекой – это в первую очередь территория метрдотелей, горничных, охранников, продавцов, портье и таксистов. Для честолюбивой молодежи это не самая привлекательная картинка собственного будущего. В советское время Крым не скатился в эту «обслуживающую» нишу лишь по одной причине: он никогда в полной мере курортно-туристическим регионом не был. Вся рекреация была, с одной стороны, не бизнесом, а социальной программой СССР – отдыхающий оплачивал лишь 20% путевки, а остальное покрывало государство либо профсоюзы. А с другой стороны, главной задачей Крыма было совершенно иная – чрезвычайно закрытая и не находившая в статистике отражения – отрасль.
Непотопляемый авианосец
Весь советский период полуостров был одним из самых милитаризованных регионов СССР. Он выполнял роль крупной военно-морской базы, обеспечивавшей доминирование страны в регионе. Собственно, к этому статусу региону было не привыкать – он и до этого долгое время был плацдармом в извечном стремлении Российской империи к проливам.
В 1980-е годы только численность Черноморского флота составляла около 140 тысяч человек. Добавьте сюда десяток военных аэродромов, объекты космической связи, станции управления полетами, крупнейшие системы ПВО и армейский корпус. В Крыму была даже база хранения ядерных боеголовок.
К этому военному изобилию можно приплюсовать отрасли промышленности, заточенные под ВПК. Крупнейшие предприятия в сфере приборостроения располагались в Севастополе, Евпатории, Симферополе, Феодосии. Военное судостроение и судоремонт – в Севастополе, Феодосии и Керчи.
По словам крымского экономиста Андрея Клименко, реальные показатели, связанные с оборонным ведомством и ВПК, – количество занятых в нем людей, объемы производства – никогда не отображались в открытой советской статистике. Цензура работала блестяще: даже в справочниках и энциклопедиях того времени нет упоминаний о множестве огромных предприятий оборонки с масштабными проектно-конструкторскими и научно-исследовательскими институтами. Реальный вклад ВПК в экономику Крыма в советские годы еще только предстоит изучить. Поэтому любой, кто сегодня пытается перестроить крымскую экономику, должен понимать, что именно он перестраивает.
Не случайно иностранцам, приезжавшим в Крым, ограничивали выезд по большинству направлений, помимо тех, что вели на ЮБК. В Севастополь даже жители Крыма могли попасть только по пропускам, а в Балаклаву не могли попасть без пропуска даже севастопольцы. С отраслевой точки зрения полуостров прежде всего был промышленным и научным центром военного приборо- и судостроения. И лишь на третьем месте была гражданская роль Крыма – как одного из центров пищевой промышленности со специализацией на переработке рыбы, овощей, фруктов и винограда.
Сегодня этот военный кластер разрушен. Тот же Севастополь в настоящее время находится в тупике: рабочих мест мало, зарплаты низкие, молодежь ищет возможности уехать из города. Промышленности почти не осталось, население выживает за счет торговли. В сознании жителей (за исключением, быть может, старшего поколения) Севастополь воспринимается не как самый большой или как наиболее архитектурно выверенный и красивый крымский город – коим он, безусловно, является, – а как тупиковый и в железнодорожном отношении, и в вопросе перспектив. В последние годы вклад Черноморского флота в сводный бюджет Севастополя составлял лишь 11%. Даже рабочих мест флот давал городу немного – приснопамятная политика перехода «на новый облик вооруженных сил» привела к тому, что на предприятиях ЧФ работают сегодня в основном флотские пенсионеры.
Но именно возрождение этой отрасли никак не противоречит спорному статусу территории полуострова. В отличие от курортов или промышленности, здесь не придется изучать конъюнктуру спроса или объективные предпосылки. Военный сектор прекрасно вписывается в логику российской автаркии и локального крымского изоляционизма. Если Крым исключен из худо-бедно саморегулирующей логики спроса и предложения, то единственной альтернативой становится сфера, которая не нуждается в каких-либо рыночных механизмах.
